Бачамка для сбитня

«Это по-настоящему последние из могикан». Фото из экспедиции, предоставлено Лидией Мельниковой

Как ученые нашли у братчан новгородские корни и почему осетр — это красная рыба

Мария Чернова

24 сентября, 2014 17:38

10 мин

Начиная с 23 сентября, в течение нескольких дней Братск празднует 60-летие Братскгэсстроя. С начала этой стройки и исчисляется современная история города. И буквально в эти же дни иркутские этнографы начали обрабатывать материал, собранный близ Братска в Усть-Илимском районе — о быте и традициях этих мест в первой трети XX века. Как жили люди в северных районах Приангарья, в том числе и в будущем Братске, до больших социалистических строек, ученые впервые рассказали «Русской планете».

Всего этнографы обследовали семь поселков Усть-Илимского района: Седаново, Невон, Эдучанку, Подъеланку, Тубинский, Кеуль и село Ершово.

– За девять дней командировки нам удалось побывать во всех семи намеченных пунктах и опросить около трех десятков местных жителей. Мы задавали им вопросы о традициях изготовления одежды, местных технологиях ткачества и шитья обуви, интересовались у старожилов способами приготовления пищи, — рассказывает корреспонденту РП этнограф Иркутского областного дома народного творчества Лидия Мельникова.

За последние 10 лет Мельникова объездила все районы Иркутской области и смогла составить максимально цельную картину бытовой культуры старожилов из Приангарья и Приленья. В Усть-Илимском районе в такой долгой экспедиции она была впервые.

– Усть-Илимский район был образован в 1968 году и интересен тем, что соединили его в некотором смысле искусственным образом. Были объединены две части: Нижнеилимский и Братский районы. Первый — с глубокими корнями, именно там появился первый в Приангарье острог — Илимский. Замечу, что статус города Илимскому острогу был присвоен за три века до этого, еще в 1649 году. Местные старожилы наиболее тщательно хранят древние традиции, а их предки более плотно общались с аборигенами, эвенками.

Именно нижнеилимские старожилы впервые представились мне как «бурундуки». Этим прозвищем их нарекли за чрезмерную запасливость и излишнюю рачительность. Они сами своего прозвища вовсе не стесняются и даже любят о нем лишний раз напомнить, поскольку бережливость считают значимой добродетелью. Рачительность старожилов довольно просто объяснить тем, как долго и трудно приходилось им трудиться, чтобы создать ту или иную вещь.

Возьмем такой пример, как «какольды» — это редкое заимствование у эвенков, обозначающее рукавицы. Длинная резинка у запястья на этих варежках «перекочевала» и в нынешние времена: дизайнеры сегодня моделируют рукавицы с аналогичными тесемками, не позволяющими потерять вещь. А в чем исходный замысел? Охотник в пылу преследования зверя часто скидывал рукавицы, бросал, где придется — и, чтобы не потерялись, ткачи пришивали варежки друг к другу при помощи длинной веревки. При этом чтобы изготовить такую вещь, требовался труд людей разных профессий: и охотника, и дубильщика, и ткачихи. Сначала нужно зверя убить, выделать шкуру, сшить рукавицы вручную. Когда не можешь прийти в супермаркет и за пять минут купить готовое, поневоле станешь бережливым, — смеется Мельникова.

Как говорит этнограф, общее наименование сибирских старожилов — «чалдоны» — сейчас помнят очень немногие усть-илимцы. Оно означает «потомки первых поселенцев», и чалдонами, по сути, являются все, кто расселился вдоль берегов Ангары и ее притоков по мере освоения Сибири. Из 28 коренных жителей, опрошенных Лидией Мельниковой, только двое знали об этом.

Дело в том, что целые села и деревни в XX веке в Приангарье «переезжали» — как раз из-за затопления территорий во время строительства ГЭС. Так и утерялась память.

– Эта беда коснулась многих жителей Приангарья. Многие села и деревни ушли под воды Усть-Илимского водохранилища при запуске одноименной ГЭС. Между тем, затопленные деревни и села были образованы еще в начале или середине XVII века. Свою лепту в «стирание воспоминаний» внесла молодежь, приехавшая с запада страны на всесоюзные стройки ХХ века — БАМ и Усть-Илимскую ГЭС. Также не стоит забывать о ссыльных и заключенных, регулярно пополнявших число аборигенов, что в XVIII, что в XX веках. Есть основания полагать, что именно переселенцы двадцатого века прозвали сибирских старожилов «бурундуками». Это прозвище почти полностью сменило бытовавшее при первом заселении Сибири слово «чалдон», которым новые сибиряки себя назвали сами, — рассказывает Лидия Мельникова.

Но в ходе экспедиции исследователи нашли и такой поселок, который ни разу не переезжал со своего исконного места. Это Невон.

– По этой причине в Невоне сохранились единственные в своем роде усадьбы типичной застройки старожилов: с крепкими большими домами, сараями в два этажа. Последние там до сих пор называют по старинке амбарами. В таких хозяйствах были отдельно и лопатный, и хлебный амбар, и яма-ледник, — поясняет Мельникова. — Там же мы сделали самые интересные находки. Мы напрашивались к хозяевам в гости, просили показать чердаки, провести в старые амбары. Задавали наводящие вопросы: «Есть ли у вас то-то и то-то? А сохранилась ли, к примеру, бачамка или, как ее еще называли, мутовка?» Это распространенная кухонная утварь того времени, при помощи которой готовили крем, напоминающий сбитень. И потомки нижнеилимских старожилов внезапно осознавали, что у них, оказывается, остались и жучери (это такой охотничий рюкзак), и шоденником они по сию пору называют полупальто из сукна, и рецепт квасника от своих прапрабабок по-прежнему используют.

Рыбачка Ефросинья Сизых — одна из самых давних коренных жителей, которых удалось разыскать этнографам. В 2011 году документалист Сергей Мирошниченко снимал ее в своем фильме «Река жизни. Валентин Распутин». Ее род живет в Сибири свыше 300 лет, и ей самой из-за строек пришлось дважды переезжать — в том числе из родового дома в обычную квартиру. И она знает слова, которые были в обороте у первых поселенцев этих мест.

– К примеру, впервые именно в разговоре с ней мы повстречались с такими словами и понятиями как «жучери», «коготки», «преснушки», «сендух», «бачамка», «галок», «курлук», «отымалки», — перечисляет Лидия Мельникова. — Отымалки — это, чтобы вы знали, такие старые тряпки, которыми чугунки из печи вынимали. Слово символизировало этакое финальное состояние старых вещей, когда они больше никуда, кроме как на тряпки, не годятся. Даже ходило такое выражение: «Ходишь как отымалка», — то есть неряшливо, грязно одетый, в обносках.

Нынешние северные иркутяне — скорее всего, потомки переселенцев с северной же Руси. Это этнографы определили по образцам тканей и технологиям постройки старых домов. Как оказалось, в одном и том же поселке можно встретить избы с историей из разных регионов.

– В Усть-Илимском районе можно найти технологию сруба, характерную и для Архангельской, и для Вологодской областей. Есть и новгородская «манера» ставить дом. Узнаваемы дома поморов с Белого моря. Если хорошенько покопаться в архивах, можно достоверно понять, откуда именно прибыли первые поселенцы в Сибирь. Пока мы только примерно можем перечислить территории и условно назвать местных «чалдонов» переселенцами с русского севера.

По наблюдениям этнографов, несмотря на одинаковые условия жизни промысловиков из Нижнеилимского и Братского районов, культура их быта сильно различалась. От рыболовов в нижнеилимских деревнях ученые впервые услышали про мокченов — рыбу, которую использовали для наживки. При этом осетра и стерлядь в этих местах было принято называть красной рыбой, несмотря на белое мясо.

– Красная — это вкусная, от цвета мяса это не зависит, объясняли нам нижнеилимские старожилы. Еще одно чисто локальное выражение: «У них все семейство крыто тесом» — значит, в семье носили хорошую одежду из тонкого холста, — передает этнограф слова жительницы поселка Невон Нины Карнауховой. — Тес — это узкая струганая доска, которой крыли крыши домов. Такая вот метафора от старожилов.

Как говорит ученый, воспоминания старожилов не всегда правдивы, зачастую их надо уточнять. Многие потомки «чалдонов» уже путаются в собственных знаниях. Иногда подводит память, а иногда это происходит из-за разницы значений одного и того же слова даже в рядом стоящих поселках.

– У нижнеилимских охотников зачастую мелькает выражение «ночевать на сендухе». До сих пор этой фразой пользуются вместо выражения «провести ночь на открытом воздухе», то есть не в охотничьем зимовье. Сендух, или лабаз — это охотничий сарай на высоких ногах, обычно без стен, некрытый. У братчан такой словоформы нам уже не пришлось встретить. Или вот, к примеру, в Подъеланке я в первый раз узнала про жучери — деревянный короб или рюкзак охотника. А в большинстве районов Приангарья его обычно называют «поняга». Язык-то общий, но в каждой местности он обрастает совершенно уникальными словами и формами, и это порой вызывает непонимание между ближайшими соседями.

Примечательно, что жителям этого района свойственно активное использование различных прозвищ. В каждой деревне было много однофамильцев, и жители этих деревень крайне редко называли себя и друг друга по фамилиям. Еще одно интересное наблюдение связано с традиционными для славян тряпичными куклами, которыми играли в детстве наши бабушки. Я, как мастер по народному костюму и кукле, с особым рвением ищу подлинные экземпляры игрушек наших предков. Так вот конкретно в этой экспедиции не нашлось абсолютно никаких сведений ни об одной оригинальной куколке, не говоря уже о сохранившихся образцах. Это можно объяснить тем, что большая часть северян по возрасту — дети войны, многим из которых с малых лет приходилось работать в колхозе. Эти дети если и играли, то примитивными подобиями кукол — скрутками из ватника.

Не сохранились куклы, зато, говорит Мельникова, осталась кухня.

– Здесь традиций, которые удалось бережно пронести через несколько веков, намного больше. Даже если сами рецепты в нынешней кухне уже не используются. Женщины часто рассказывают, как вкусно раньше готовили шаньги — сдобные булочки с начинкой или наливкой. Или пересказывают рецепт преснушек — это булочки, крендельки из пресного теста. Во многих деревнях нам напомнили технологию приготовления сбитня — крема, который раньше был любимым детским лакомством. Или вспомнили о яблошнице: так раньше называли картофельное пюре.

Новый сборник из серии «Этнография Иркутской области», куда войдут результаты этой экспедиции, напечатают только через год. За это время, возможно, кто-то из опрошенных старожилов уже уйдет из жизни. Как говорит Лидия Мельникова, смысл подобных экспедиций — застать уходящих, которые больше никому свои знания передать не могут.

– Это по-настоящему последние из могикан. Скоро они уйдут и навсегда унесут с собой и свое время, и свой язык, и свои особенности, и свой мир, — сожалеет этнограф.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе